Упорство и труд

Все усовершенствования человеческой жизни, все расширения человеческой мысли достигаются упорной борьбой со временем и пространством. Грани эти неустранимы, но отодвинуть их удается труду человеческому. Наш век – век блистательных побед над пространством. Быстроходные суда и железные дороги, телеграфы и телефоны, орудия ежедневной печати, совершенствуясь и размножаясь с головокружительною быстротою, установили живое непосредственное общение между людьми и странами всего земного шара.

Но слаб и жалок и тот человек, который видит и знает лишь то, что он непосредственно переживает. Грани времени столь же неустранимы, как и грани пространства, но также подлежат расширению упорным трудом человека.

Седая древность завещала нам письменность, оставила нам бесчисленные памятники былого человеческого творчества, как и былых процессов, изменивших вид земной поверхности. Знание прошлого, живое с ним общение словом и делом возможно и подлежит безграничному расширению. Живо чувствовали это люди Средних веков и благоговейным созерцанием прошлого подготовили блистательное будущее времен Возрождения.

И ныне в тиши ученого мира продолжается трудолюбивое восстановление давно минувшего. Пополняются сокровища, завещанные нам относительно близким прошлым Греции и Рима. К ним прикладываются откровения более отдаленного прошлого Египта и Халдеи, Индии и Китая. Все дальше вглубь веков проникает пытливая мысль, силящаяся восстановить вещественную историю нашей планеты.

Но от этих изучений отвернулась современная толпа. Победы над пространством отвлекли ее внимание от уроков времени. Общению с прошлым она предпочитает гадания о будущем, беспочвенные и бесплодные без близкого знакомства с минувшим. Приходят в упадок способы непосредственного проникновения в это минувшее, и живая его речь, столь долго служившая связующим звеном между веками и поколениями, все более устраняется из области умственного воспитания.

Язык латинский есть не только язык древних римлян, но и язык международный, почти до наших дней переживший Римскую империю. Авторитет Католической церкви, потребность в общении между книжными людьми разноязычной Европы сохранили широкое его употребление вплоть до XVIII века. При этом он наравне с живыми языками видоизменялся и обогащался, приспособляясь к потребностям новым, но сохраняя притом свое грамматическое строение.

Потребности католического богослужения сделали его орудием обильного и блестящего поэтического творчества в области, совершенно чуждой античному миру. Величайшие поэты эпохи Возрождения – Данте, Петрарка, Мильтон чувствовали потребность сверх своего природного языка пользоваться для своего творчества этим новолатинским языком. Певец «Потерянного рая» на этом языке от имени Кромвеля приветствовал шведскую королеву Христину.

Величайшие ученые и философы нового времени – Бэкон Веруламский, Спиноза, Ньютон, Лейбниц приспособили этот язык к области научной. Всех их в этом отношении превзошел Линней. Латинский язык его по своей ясности и точности, по истинно поэтическому одушевлению несравненен, пленителен и немало способствовал быстрому распространению его плодотворных творений. В прошлом столетии великий математик Гаусс писал почти исключительно по латыни.

Азбучная эта истина нынешними преобразователями нашей школы очевидно забыта. Напоминать о ней настойчиво и громко – долг всякого мыслящего человека. Увлечение, ныне овладевшее обществом и грозящее отразиться на мероприятиях правительства, конечно, пройдет. Но одной попытки осуществить предполагаемую ломку достаточно, чтобы искалечить умственно и нравственно целое поколение. Absit omen! («Да не послужит (не явится) что-либо дурным знаком!»)